В послевоенном собрании графики Симферопольского художественного музея серия литографий по произведениям Н. В. Гоголя занимает особое место. В годы Великой Отечественной войны довоенная коллекция музея была уничтожена налетом немецкой авиации в керченском порту. Волей провидения уцелели несколько десятков полотен, отбывших в эвакуацию на Кавказ, а затем и в Ереван вместе с феодосийской галереей Айвазовского.
Здесь же, в Ереване в 1941–1942 гг. директор Симферопольской картинной галереи, Ян Петрович Бирзгал (1898–1968) предпринимает попытки восполнить утраты фондов. В акте № 1 от 17 декабря 1941 г. приведена рукописная опись 50 произведений, эвакуированных из Крыма через Феодосийский порт вместе с экспонатами Феодосийской галереи им. И. К. Айвазовского и хранившихся в эвакуации в Ереванском художественном музее. Уже 20 декабря 1941 г., о чем свидетельствует акт № 2 были приобретены новые предметы послевоенной коллекции – 86 автолитографий французского художника Фридриха Рафе, изображающие ландшафты Крыма, Молдавии и Венгрии. По акту № 3 от 28 декабря 1941 г. Я. П. Бирзгал приобрел 16 гравюр с видами Крыма из альбома, выпущенного Эмилем Берндтом в 1869 г. в Одессе.
В январе следующего 1942 года в букинистическом магазине г. Ереван Я. П. Бирзгал приобретает коллекцию графических произведений, и среди них – литографии к повестям «Пропавшая грамота» (номера КП 153–158), «Вечер накануне Ивана Купала» (КП 159–161), «Страшная месть» (КП 162–171) и «Сорочинская ярмарка» (КП 172–179). Всего по акту № 4 от 30 января 1942 г. было принято 27 литографий, в качестве авторов указаны В. Е. Маковский и Чуланов [5].
Неблагоприятные условия хранения военных, а, возможно, и более ранних лет привели к распространению плесени, появлению многочисленных подтеков на отдельных листах, – так, уже в акте приема были зафиксированы повреждения, разрывы бумаги, чернильные пятна, до сих пор хорошо читаемые.
Тем не менее, Я. П. Бирзгал не усомнился в необходимости их приобретения. Он безошибочно угадал художественную и библиографическую ценность этих пожелтевших листов, с годами лишь возросшую. Подписи на литографиях свидетельствовали, что указанные произведения входили в серию альбомов иллюстраций 1874–1876 гг. с нумерацией рисунков и были созданы в Москве академиком В. Е. Маковским и П. В. Чулаковым по рисункам В. Е. Маковского, К. Е. Маковского, К. А. Трутовского, И. М. Прянишникова и И. Н. Крамского.
Историю создания иллюстраций к произведениям Н. В. Гоголя стоит начать с появления первых сочинений писателя в культурной среде России во второй четверти XIX в. После окончания нежинской Гимназии высших наук будущий писатель переезжает в Санкт-Петербург в 1828 г., в 19 лет окунувшись в шумную столичную жизнь. Здесь у него зреет замысел «Вечеров на хуторе близ Диканьки», хотя первым изданным произведением его стала поэма «Ганц Кюхельгартен», выпущенная в 1829 г. под псевдонимом В. Алова. Впрочем, вскоре после издания весь тираж был куплен самим Н. В. Гоголем и сожжен им в гостиничном номере.
Здесь, в столице писатель знакомится с маститыми литераторами – В. А. Жуковским, П. А. Плетнёвым, позднее – с А. С. Пушкиным. Влияние романтической литературы на оформление стиля его ранних произведений очевидно. Исследователь творчества Н. В. Гоголя П. С. Коган отмечал: «Есть основание думать, что Гоголь был знаком с Тиком [Людвиг Иоганн Тик, 1773–1853 – Прим.], что из тиковских «Чар любви» заимствовал он сюжет «Вечера накануне Ивана Купала», что жуткие образы немецкой романтики реяли в его воображении, когда он писал свою «Страшную месть». [3, с. 7–14].
В 1831–1832 г. появились в печати первые сочинения 22-летнего Н. В. Гоголя, подписанные его именем: повесть «Басаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала», отрывок «Женщина», сборник повестей в двух частях «Вечера на хуторе близ Диканьки». Первая часть «Вечеров» включала в себя повести «Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, или Утопленница» и «Пропавшая грамота». Во вторую часть вошли «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть», «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», «Заколдованное место».
Повести Н. В. Гоголя находят живой отклик в читательской среде и литературных кругах. Исследователи приводят высказывание А. С. Пушкина под впечатлением от первого прочтения «Вечеров»: «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился… Поздравляю публику с истинно веселою книгою, а автору сердечно желаю дальнейших успехов». [1, с. 68].
Спустя полтора десятилетия в очерке «О степени участия народности в развитии русской литературы» 1858 г. публицист Н. А. Добролюбов вновь отметит эту живую связь А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя, знаменитых современников: «Ждали только человека, который бы умел изобразить недостатки жизни с таким же поэтическим тактом, с каким Пушкин умел выставить ее прелести. За людьми дело не стало: явился Гоголь. Он изобразил всю пошлость жизни современного общества; но его изображение были свежи, молоды, восторженны, может быть, более, чем задушевные песни Пушкина» [1, с. 313].
В идеалистическом ключе оценивает повести В. Г. Белинский: «Он [Гоголь] не льстит жизни, но и не клевещет на нее: он рад выставить наружу все, что есть в ней прекрасного, человеческого, и, в то же время, не скрывает нимало и ее безобразия» [4, с. 16].
Но, по воспоминаниям современников, наряду с восторженными читателями находились и злопыхатели. Так, один из основателей общества передвижников и автор иллюстраций к «Вечерам», К. А. Трутовский вспоминал о годах обучения в Петербургском военном инженерном училище и о дружбе с Ф. Н. Достоевским. Будущий писатель привил своему школьному товарищу интерес к творчеству Гоголя, «пояснил всю ту глубину и значение его произведений. Мы, воспитанники училища, были очень мало подготовлены к пониманию Гоголя, да и не мудрено – преподаватель русской литературы проф. Плаксин изображал нам Гоголя как полную бездарность, а его произведения бессмысленными, грубыми и грязными» [4, с. 12]. Подобные пренебрежительные заключения, тем не менее, лишь подогревали интерес молодых деятелей искусств к творчеству Н. В. Гоголя.
Развитие русской литературы 30–40-х годов XIX в. повлекло за собой развитие книжной иллюстрации. Известный литературный критик В. В. Стасов обратил внимание на живую связь изобразительного искусства с литературой, что было характерной чертой искусства XIX в.: «Главная наша сила в том, что новое русское искусство так крепко обнялось с русской литературой и творчеством, как может быть, ни одно другое искусство в Европе» [3, с. 145].
Печатное слово оказывало огромное влияние на изобразительное искусство. Особенно это касается графики, которая была неизменным спутником литературных сочинений. Иллюстрация, которая вместе с книгой приближалась к широкому зрителю, живо откликалась на все новое. Заметный вклад в развитие книжной иллюстрации XIX в. внесли такие видные мастера, как Василий Федорович Тимм (1820–1895), Егор Ильич Ковригин (1819–1853), Александр Алексеевич Агин (1817–1875), Рудольф Казимирович Жуковский (1814–1886), князь Григорий Григорьевич Гагарин (1810–1893).
В 1874 году свет увидело первое издание коллективной работы И. Н. Крамского, И. М. Прянишникова, В. Е. Маковского, К. Е. Маковского – 40 экземпляров парадных подарочных альбомов тоновых литографий к произведению Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». На полях некоторых листов указан адрес литографического заведения: «Волхонка, дом Заблоцкой», на других – «Срет[енка]. ч. 1. кв д. Гусева». Издание финансировал Александр Николаевич Голяшкин (1824–1880), юрист, один из учредителей Волжско-Камского банка в Петербурге.
Особую роль в издании альбома литографий сыграл академик В. Е. Маковский, выступивший одновременно в роли художника-оформителя и мастера-литографа. Исследователь творчества художника Г. А. Друженкова отмечает его увлеченность произведениями А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и М. Ю. Лермонтова: «Как правило, он выбирал те моменты в литературном повествовании, которые позволяли ему наиболее полно раскрыть характер героев, показать конкретную обстановку, в которой они живут и действуют. Здесь, так же, как и в живописи, проявил он свой искрящийся юмор, редкую одаренность в обрисовке персонажей, неизменную тягу к психологизму. Легкий штрих, мягкая растушевка отличают эти рисунки» [2, с. 97].
Каждый альбом ограниченного подарочного тиража был сопровожден посвящением ««Его императорскому высочеству государю-наследнику цесаревичу и великому князю Александру Александровичу» (будущему императору Александру III)» на титульном листе. Далее, с 1874 по 1876 г. вышли один за другим четыре выпуска альбома «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Альбом открывался веселой жанровой сценой К. А. Трутовского 1874 г., с авторскими инициалами «К. Т.». В том же 1874 году художник стал участником Товарищества передвижных художественных выставок. Литография «Запорожец, да и только!» к повести «Пропавшая грамота» изображала казака, пляшущего гопак на ярмарке в Конотопе: «Запорожец, да и только! Эх народец! Станет, вытянется, поведет рукою молодецкие усы, брякнет подковами и пустится!». Каждая надпись в подарочном альбоме продублирована на французском языке, что свидетельствует о его предназначении просвещенной публике. Каждая деталь этой динамичной многофигурной композиции свидетельствует о тонкой наблюдательности и зрелом мастерстве 48-летнего художника. От первого плана с пляшущим казаком, колоритными музыкантами и старой торговкой глечиками и глиняными игрушками он переходит ко второму плану, где выводит плотными легкими штрихами двух смуглых цыганок с ребенком в духе Сальватора Розы, сцену ссоры приезжего с евреем-ростовщиком, разнохарактерную ярмарочную публику, палатку шинкарки, наспех сколоченную из досок и тряпья. Над многоликой толпой на дальнем плане возвышаются купола местной барочной церковки с колокольней. Позднее К.А. Трутовский повторит этот мотив в другой иллюстрации к «Сорочинской ярмарке».
Над литографией помещена типографская надпись: «Рисунок 1», под рисунком – «Дозволено Цензур. Москва Мар. 6 дня 1874 г. Лит. Академика Маковского» – 6 марта 1874 г. можно считать официальной датой появления альбома иллюстраций в печати.
Следующий рисунок к повести был выполнен уже В. Е. Маковским, о чем свидетельствует авторская подпись: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги». От предыдущего листа эта литография отличается плотной штриховкой фона, изображающего ночную сцену на постоялом дворе, и скромным количеством персонажей. На втором плане слева, в тени спят на соломе приезжие на ярмарку. В центре композиции, выхваченный из полумрака бежевым лучом, в белой рубахе – единственном ярком пятне в свободной позе полулежит главный персонаж повести. Задумчиво курит он черную трубку, одолеваемый тяжелыми думами, тревожно вглядывается во мрак ночи. Вот на втором плане справа, из-за воза тянет к нему когтистые лапы рогатое чудовище с хищными звериными глазами, черная шерсть встает дыбом на его загривке, оно расправляет огромные, как у летучей мыши кожистые крылья. Словно пойманное художником в движении, в упругом прыжке, фантастическое существо противопоставлено нарочито спокойной, расслабленной позе человека. Драматизм сцены подчеркивает контраст затененного фрагмента рисунка, где появляется наваждение, и ярким белым пятном рубашки главного героя сцены. Под литографией помещена типографская надпись: «Дозволено Цензур. Москва. Мар 6 дня 1874 г. Лит. Академика Маковского». 
Третий рисунок к «Пропавшей грамоте» был выполнен И. М. Прянишниковым, – прекрасно читается его подпись «ИП» (на некоторых листах серии найти ее намного сложнее): «А музыканты тузили себя в щеки кулаками, словно в бубны, и свистали носами как в валторны». Кажется, что персонажи этой сценки перешли на литографию с гравюр Альбрехта Альтдорфера или Франсиско Гойя. На первый план И. М. Прянишников помещает человеческую фигуру, выхваченную из полумрака наваждения сверкающим лунным лучом – казака, с ужасом озирающегося на пляску нечистой силы. Прямо за ним, на первом плане сидит огромная жаба, на спине которой скачет тощий косматый черт. Весь второй план сверху донизу занимают диковинные пляшущие фигуры полулюдей-полуживотных, в клубах густого дыма появляются безобразных ведьм, одна из которых летит на помеле. На самом верху расположилась группа фантастических существ, играющих на невидимых инструментах, довершая неистовую вакханалию лесного шабаша музыкальным сопровождением. К сожалению, подпись под литографией осталась неполной и не позволяет нам уточнить дату выпуска листа: «Дозволено Цензур. Москва. Лит. Академика Маковского». Однако, датировка четвертого рисунка позволяет предположить, что он появился между 6 и 16 марта.
Следующая иллюстрация, выполненная К. Е. Маковским, сопровождается надписью: «Дозволено Цензур. Москва. Мар 16 дня 1874 г. Лит. Академика Маковского». Иллюстрация «Козырь! Вскричал он, ударив по столу картою так, что ее свернуло коробком» отличается от предыдущего рисунка, выполненного И. М. Прянишниковым и динамикой, и характером изображения. Персонажи шабаша – черти, костлявая ведьма в чепчике, длинноногая свинья с картами в руках, крылатая собака, любопытная огромная жаба, пузатые гномы на пригорке не производят впечатления бесплотных теней. Освещенные из центра композиции невидимым источником света, фигуры персонажей этой сцены кажутся приземленными, списанными с натуры, облеченными в плоть и кровь.
Пятый и шестой рисунки к повести «Пропавшая грамота» был выполнен И. М. Прянишниковым. «Пропасть! Крутизна страшная! А сатанинскому животному и нужды нет». В стремительном движении галопом летит по воздуху заколдованный конь, из открытой пасти бьют лучи, освещая листья кустарника над оврагом. Взгляд животного обращен на испуганного седока, который крепко ухватился за гриву одной рукой, другой же придерживает смушковую шапку, сдуваемую порывом ветра. Под копытами заколдованного коня в легкой дымке теплой украинской ночи змеится спокойная река, уходящая вглубь композиции, к пологим горам и высокому звездному небу. Надпись к рисунку гласит: «Дозволено Цензур. Москва. Мар. 18 дня 1874 г. Лит. Академика Маковского».
Через пару дней, 20 марта была одобрена цензурой завершающая литография серии: «Дозволено Цензур. Москва. Мар. 20 дня 1874 г. Лит. Академика Маковского». На ней главный герой повести сидит на крыше, крытой соломой, в замешательстве озираясь и все еще придерживая шапку. «Перед ним мелькали знакомые места, и он лежал на крыше совей же хаты». Ночное наваждение развеяли первые лучи солнца, казак возвращается в реалистичную атмосферу первого рисунка, посвященного ярмарке в Конотопе. С юмором живописует художник разбитый горшок на печной трубе, прохудившуюся крышу и фигуру главного героя, освещенную теплым бежевым тоном.
***
Далее последовало издание серии из 11 иллюстраций романтической повести «Страшная месть» 1874 г. К сожалению, в наше собрание она поступила не полностью – уже в ереванской букинистической лавке в альбоме отсутствует рисунок 9, и все же Я. П. Бирзгал, не колеблясь, приобретает ее и включает в список произведений послевоенного собрания Симферопольской картинной галереи.
Первый рисунок к сцене изгнания колдуна по негласной традиции выполнил К. А. Трутовский. «Величаво и сановито выступил вперед есаул и сказал громким голосом, выставив против него иконы: «Пропади, образ Сатаны, тут тебе нет места». В центре композиции есаул поднимает над собой домашнюю икону, обнаруживая в нарядной толпе освещенного неестественным, фосфорическим светом старика с хищным лицом. Гости, гулявшие на свадьбе, в ужасе отшатываются от него, как от страшного видения, маленькие дети льнут к матери, и только есаул и новобрачные, стоящие за его спиной, сохраняют присутствие духа. Обилие деталей быта, тонкая нюансировка светотени указывают на творческую зрелость 50-летнего художника. 
Романтический характер повестей этого цикла, присутствие нечистой силы, духов и ведьм в повестях этого цикла диктуют художникам стилистику иллюстраций. Большинство сцен на литографиях к «Страшной мести» происходит в неясном и зыбком лунном свете. На рисунке В. Е. Маковского «Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец» по светлой глади реки скользит лодка с четырьмя фигурами. В ночном тумане поднимаются над днепровскими берегами темные кресты, со стоном встают из могил огромные белесые призраки – герои повести с удивлением и ужасом взирают на них, не зная, где спрятаться от наваждения, настигшего их посреди водной стихии. Дата создания этого листа – 1874 г., о чем свидетельствует авторская подпись в правом нижнем углу листа.
Третий лист, изображающий старого рыцаря с мальчиком-пажом на коне, был создан И. М. Прянишниковым. Литография объединена общим серым тоном, слева поднимается плотный серый столб дыма. Крутой обрыв и фигура всадника подцвечены снизу инфернальным желто-оранжевым светом. «Он спит и сонный держит повода, и за ним сидит на том коне младенец паж и также спит и сонный держится за богатыря». Соединение одинокой призрачной фигуры и лежащей у его ног пропасти, теряющейся в сером тумане, придает сцене особый, мистический характер. Здесь датировка листа более точная: «Дозволено Цензур. Москва. Июля 5 дня 1874 г. Лит. Академика В.Е. Маковского Валхонка д. Заблоцкой».
И. М. Прянишникову принадлежит четвертая иллюстрация: «Паны беснуются и отпускают шутки, хватают за бороду жида, малюют ему на нечистом лбу крест». Многофигурная жанровая сцена живописует развлечения польского панства: шумную игру в карты возле бочки вина, громогласные заздравные речи, притеснения еврея-шинкаря. На дальнем плане движутся полковые знамена других воинских подразделений, офицеры приветствуют друг друга. Блестяще продуманная сцена больше походит на добротный эскиз к исторической картине, чем на двухцветную тонированную литографию.
Впервые в этой серии появляется произведение К. Е. Маковского – иллюстрация к эпизоду повести, где темный чародей ворожбой вызывает в свой замок душу Катерины (процарапанная подпись слева – К. Маковский 1874).
Действие происходит в заброшенном замке, в зале с высоким готическим окном, через которое за происходящим наблюдает супруг Катерины. Слева страшный колдун с горящими глазами, в турецкой чалме, с заткнутыми за кушак пищалями и кривой саблей на поясе, указывает пальцем поднятой левой руки на светящуюся во мраке размытую фигуру девушки в белом платье. «О, зачем ты меня вызвал?» тихо простонала она». Вокруг нее под гулким потолком с украшением в виде летящего дракона уродливыми тенями носятся огромные летучие мыши. На резном кресле рядом с колдуном сверкает глазами кот, спутник нечистой силы в народных преданиях.
Еще один рисунок К. Е. Маковского также посвящен Катерине, но здесь она изображена не бесплотным духом, но человеком из плоти и крови, – в изодранной рубахе, простоволосая, бредет она по лесной чаще с острым ножом в поднятой руке. «Катерина не глядит ни на кого, не боится безумная русалок, бегает поздно с ножом своим и ищет отца». На фоне высоких елей, за спиной главной героини плотной стеной понимаются белые бесформенные тени. На первом плане полуобнаженная русалка поднимает над головой одного из многочисленных младенцев-путти, резвящихся в лунном свете на травке. Мягкость и плавность призрачных фигур подчеркивает резкость и неестественность движений Катерины, ее безумие.
Другая иллюстрация, повествующая о безумии главной героини, принадлежит уже И. Н. Крамскому, автору нескольких листов этого альбома. Композиционное решение, в отличие от работы К. Е. Маковского, предельно лаконично. В темной безлюдной чаще тенью белеет фигура Катерины. Словно дикий зверь, осторожно крадется она, придерживая правой рукой голые ветви орешника. «С утра до позднего вечера бродит по темным дубравам, острые сучья царапают белое лицо и плеча, давние листья шумят под ногами ее. Ни на что не глядит она. Ветер треплет расплетенные косы». Лист подписан автором и снабжен надписью: «Дозволено цензур. Москва. Октября 5 дня 1874 г. Лит. Академика В. Е. Маковского».
Сам академик В. Е. Маковский выполняет в этой серии несколько литографий. Одна из наиболее ярких, запоминающихся – сцена встречи колдуна со святым отшельником. С ужасом глядит святой старец на человека, пришедшего в его пещеру. Череп, отверстый гроб и тяжелая крышка гроба с крестом дополняют романтический образ отшельника. При свете лампады видит он его земным и духовным взором и восклицает: «Нет, неслыханный грешник! Нет тебе помилования! Беги отсюда! Не могу молиться о тебе!». Колдун с взъерошенными волосами пятится к выходу, сраженный таким ответом святого старца – он не сможет избежать наказания за свои злодеяния. Этот рисунок был выполнен ранее предыдущего, за авторством И. Н. Крамского: «Дозволено цензур. Москва. Сентябрь 27 дня 1874 г. Лит. Академика Маковского».
Расплата настигает злодея в иллюстрации И. Н. Крамского (рисунок 10). Остановив коня на остром выступе скалы, над самым обрывом, старый рыцарь легко поднимает колдуна за волосы левой рукой. За спиной всадника угадывается силуэт мальчика-пажа. Со всех сторон из-под земли, из ущелья и туманной дали поднимаются страшные тени, тянут к погубившему их колдуну крючковатые пальцы. Литография тонирована бледным серо-зеленым цветом фона, словно вся сцена залита мистическим светом луны или инфернальным светом, знакомым по иллюстрации И. М. Прянишникова.
Последний лист этой серии, выполненный К. А. Трутовским, вновь возвращает зрителей из фантастического мира легенд и древних преданий к миру земному. Теплый коричневатый тон призван подчеркнуть колорит украинской деревеньки, жители которой летним вечером собрались послушать сказания слепого бандуриста. «Еще таких чудных песен и так хорошо не пел ни один бандурист». Перед стариком, перебирающим струны бандуры, на земле сидит мальчик-поводырь с деревянной миской для подаяния. Внимает бандуристу и стар, и млад: степенные казаки, молодые девушки в венках из цветов, старушка у плетня и даже пара голубей над крыльцом дома. Безошибочно угадывается почерк художника, создавшего первую и последнюю иллюстрацию, обрамляя всю серию и стилистически объединяя ее.
Продолжение - К 215-летию Н. В. Гоголя
Александра Кугушева
Литература:
1. Гоголь Н. В. В портретах, иллюстрациях, документах – М.-Л., 1953. Состав. А.М. Гордин, с. 68.
2. Друженкова Г. А. Владимир Маковский / Художник-оформитель А. Ф. Серебряков. – М.: Изд-во Академии художеств СССР, 1962. – 136 с.
3. Коган П. С. Портрет / Гоголь Н. В. Портрет. Вступ. статьи П. С. Когана и А. В. Бакушинского. – М.-Л.: Гос. Издательство, 1928. – (всего 96 с.)
4. Лашкул З. В. К. А. Трутовский: Жизнь и творчество. – К.: Научна думка, 1974. – 232 с., ил.
Источники:
5. Акт № 4 от 30 января 1942 г. Архив СХМ.