Первый рисунок к литографии, как и в случае с «Пропавшей грамотой» и «Страшной местью», выполнил К. А. Трутовский. И здесь мы находим прямую аналогию со сценой ан ярмарке в Конотопе – на дальнем плане изображен тот же архитектурный ансамбль церквушки с двумя барочными башенками, с трехступенчатой квадратной колокольней, нарисованный с того же ракурса, - вероятно, с натуры, но в заметном отдалении. На первом плане, как и в сцене на ярмарке в Конотопе, К. А. Трутовский демонстрирует тонкое знание особенностей местного костюма и народных типов. С неугасаемым интересом компонует он путевые зарисовки в нескольких группах: вот у моста в пыли сидят слепые с мисками для подаяния в руках, у перилл моста стоит мальчик-поводырь с посохом. По дороге к мосту едет груженая товаром телега, запряженная парой волов. Черевик в смушковой шапке и шароварах идет слева от повозки, на которой лицом к зрителю сидит юная Параска в приметном цветочном венке и коралловых бусах, выставив босую левую ножку вперед из-под подола юбки. Справа трое парубков восхваляют ее красоту: «Славная дивчина! Продолжал парубок в белой свитке, не сводя с нее глаз. Я отдал бы все свое хозяйство, чтобы поцеловать ее. А вот впереди и дьявол сидит!». Из-за спины Параски Хавронья Никифоровна грозит им кулаком.
Второй рисунок 1875 г. В. Е. Маковского перекликается с ночной сценой из «Пропавшей грамоты» («Козырь! Вскричал он…»), но отличается от нее более деликатным наложением белил и мягкой тонировкой лунного света. Месяц, спрятавшись легком облачке, осветил темные силуэты тополей, хату с высокой печной трубой и плетеный тын, на котором сушится одинокая крынка. На плетне стоит дьячок, не решаясь спрыгнуть, слева изображенная в профиль Хавронья Никифоровна указывает ему на заросли мягкой травы. «Грозная сожительница Черевика ласково ободряла поповича, который поднялся скоро на плетень и долго стоял на нем в недоумении, будто длинное, страшное привидение, измеривая оком, куда бы лучше спрыгнуть».
Этому же автору принадлежит следующая сцена с пространным описанием: «Вот я уже и не знаю, какого вам еще кушанья хочется, Афанасий Иванович!» отвечала дородная красавица, притворяясь непонимающею. «Разумеется, любви вашей, несравненная Хавронья Никифоровна!» шепотом произнес попович, держа в одной руке вареник, а другою обнимая широкий стан ее». Источник света, скрытый горшком с варениками, мягко освещает бежевым тоном стол со скатеркой, икону в кованом окладе в красном углу, полку с крынками и горшками, лубок с неразборчивым рисунком на голой стене, большую печь с ухватом и двух главных героев этой сцены. В. Е. Маковский с изрядной долей юмора изображает сладострастие на лице поповича и притворное смущение его лукавой визави. В повороте ее головы, изгибе плотного корпуса, сложенных на животе ручках художник воплотил столько игривости и лукавства, что при взгляде на сценку у зрителя невольно появляется улыбка. Невольно приходит на ум беседа Солохи и Дьяка, воплощенная Н.В. Гоголем в другой части «Вечеров» и остроумно проиллюстрированная И. Е. Репиным в этюде 1936 г., представленном в нашей коллекции.
Сюжетным продолжением этой сцены служит рисунок «Другая половина слова замерла на устах рассказчика. Окно брякнуло с шумом, стёкла вылетели вон, и страшная свиная рожа выставилась, поводя очами, как будто спрашивая: «А что вы тут делаете, добрые люди?». Появление свиной головы в окне привело в замешательство всех участников сцены – опрокидывая лавки и падая с палатей, они бросаются наутёк. Один лишь рассказчик в белой рубахе и черной свитке встал как вкопанный, впившись глазами в разбитое окно. К. А. Трутовский использует прием со спрятанным источником освещения – на фоне яркого пламени свечи выделяется темный силуэт убегающего в страхе человека. В распахнутую дверь с горшком на голове выбегает Черевик. Этот же персонаж и уже знакомая нам по рисункам К. А. Трутовского церковка встречаются в пятой литографии, оставшейся без авторской подписи: «Что лежит, Влас? Так, как будто бы два человека – один наверху, другой внизу, который из них чорт, и не распознаю». Литография тонирована серо-синим цветом ночного неба и второго плана, где угадываются силуэт церкви с двумя барочными башенками и ярмарочные постройки. На первом плане группа людей, разбуженных поднятым шумом, стоит над лежащими на земле ничком фигурами Черевика и Хавроньи. Источник бледно-желтого света, скрытый силуэтом одного из участников сцены, выделяет фигуры собравшихся персонажей на контрасте с основным тоном рисунка.
Шестая сценка, созданная В. Е. Маковским в 1875 г., описывает приключения Солопия и его кума, схваченных на другой день будто бы за украденную кобылу. «Горе нам, сиротам бедным!» Тут оба кума принялись всхлипывать навзрыд». Связанные и посаженные под арест «под соломенною яткой», кумовья предаются невеселым размышлениям о расплате за преступление, которого не совершали. Один из них сидит, подперев щеку кулаком, другой лежит на животе, положив голову на запястье левой руки. В темный сарай сквозь светлую прорезь двери заглядывает Грицько. На его лице написано самое живое участие к арестантам, схваченным по его хитроумному плану.
В манере, схожей со сценой «Вот я уж и не знаю…», созданной В. Е. Маковским ранее, написан и рисунок «Тут встала она, держа в руках зеркальце, и, наклонясь к нему головою, трепетно шла по хате». Работая мягкими и острыми штрихами, художник передает фактуру ткани скатерти на столе слева, складки одежды девушки и блеск металлической оправы зеркальца.
Последняя многофигурная композиция также принадлежит В. Е. Маковскому. При большом стечении народа Черевик объявляет Хавронье Никифоровне о своем одобрении союза Грицько и Параски. «Я скорее тресну, чем допущу до этого!» кричала сожительница Солопия, которую, однако ж, с хохотом отталкивала толпа народа». Земля на первом плане помещена в тень, в то время как все действующие лица вместе со зрителями на втором плане ярко освещены и словно перенесены на театральную сцену.
В этом же выпуске были представлены три иллюстраций к повести «Вечер накануне Ивана Купала» (рисунок 3 «Вот и померещилось» Г 111 отсутствует в папке).
Над этой серией рисунков работал в 1876 г. один художник – К. А. Трутовский. Тонированные литографии же были выполнены мастером П. В. Чулановым (…) и датированы одним числом: «Дозв. Ценз. Москва 1876 г Октября 30 д. Лит. П. В. Чуланова Срет[енка] ч. 1. кв д. Гусева».
Действие первой сценки «Раз вздумалось Петрусю, не осмотревшись хорошенько, в сенях влепить поцелуй, как говорят, от всей души, в розовые губки козачки» разворачивается в интерьере крестьянской хаты, с живописно разложенными на первом плане ухватом, граблями и глянцевым кувшином. На первом плане парубок в темном кафтане обнимает босоногую девушку, застав ее врасплох, с большой деревянной миской в руках. Не изображая самого поцелуя, художник лишь намекает на него, оставляя легкую недосказанность в духе Фрагонара. Свидание прерывает седовласый старик, на фоне молодых возлюбленных глядящий из-за распахнутой двери бледной, выцветшей тенью.
Композиция второго листа более статична: на плетеном тыне маленький мальчик повествует Петрусю о страданиях девушки, которую отец решил насильно выдать замуж за поляка. «Как будто окаменев, не сдвинувшись с места, слушал Петро, когда невинное дитя лепетало ему Пидоркины слова». В отличие от предыдущего листа, эта литография тонирована несколькими цветами: небо над плетнем блеклого желто-зеленого цвета подцвечивает благородную коричнево-бежевую гамму первого плана и белизну рубашек обоих героев сценки.
***
Пятый выпуск иллюстраций, посвященный «Ночи перед Рождеством», к сожалению, издан не был. Однако четыре подготовленных для этого выпуска рисунка В. Маковского сохранились в собрании Русского музея.
Тяготение художников круга Товарищества художественных передвижных выставок к иллюстрированию произведений романтиков первой половины XIX в. легко объяснимо необычностью сюжетов и новизной художественных решений, которые предлагала эта благодатная тема. Альбом тонированных гравюр в нескольких изданиях предназначался для взыскательной и утонченной публики. Тем ощутимее для зрителя колорит сцен простонародной жизни, сутолоки ярмарок и романтических преданий, соединенных художниками в общую композицию с большим вкусом и толком.
Как нельзя лучше объясняет это стремление к народной тематике в русском искусстве второй половины XIX в. высказывание Н.В. Гоголя, приведенное им в повести «Портрет» 1842 г.: «Во всём умей находить внутреннюю мысль и пуще всего старайся постигнуть высокую тайну созданья. Блажен избранник, владеющий ею. Нет ему низкого предмета в природе. В ничтожном художник-создатель так велик, как и в великом; в презренном у него уже нет презренного, ибо сквозит невидимо сквозь него прекрасная душа создавшего, и презренное уже получило высокое выражение, ибо протекло сквозь чистилище его души…».
Александра Кугушева
Литература:
1. Гоголь Н. В. В портретах, иллюстрациях, документах – М.-Л., 1953. Состав. А. М. Гордин, с. 68.
2. Друженкова Г. А. Владимир Маковский / Художник-оформитель А. Ф. Серебряков. – М.: Изд-во Академии художеств СССР, 1962. – 136 с.
3. Коган П. С. Портрет / Гоголь Н. В. Портрет. Вступ. статьи П. С. Когана и А. В. Бакушинского. – М.-Л.: Гос. Издательство, 1928. – (всего 96 с.)
4. Лашкул З. В. К. А. Трутовский: Жизнь и творчество. – К.: Научна думка, 1974. – 232 с., ил.
Источники:
5. Акт № 4 от 30 января 1942 г. Архив СХМ.