Китай принадлежит к числу древнейших стран мира. Его культура, развивавшаяся на протяжении пяти тысячелетий, уже в давние времена достигла высокого уровня, о чем ярко свидетельствуют многочисленные художественные и исторические памятники, сохранившиеся до наших дней как в самом Китае, так и за его пределами.
Китайскому народу принадлежит честь изобретения шелка и бумаги, значительно позднее получивших свое распространение в других странах. Много раньше Колумба, уже в V веке до н.э., китайские мореплаватели достигли берегов Америки и составили подробное описание этой страны. В VI веке н.э. в Китае появилось книгопечатание при помощи оттисков с деревянных досок. Китай является также родиной фарфора, изделия из которого благодаря высокому качеству получили заслуженное признание во всех странах мира.
В начале нашей эры Китай имел большие культурные и торговые связи с целым рядом стран древнего мира, в том числе с Египтом, Грецией, Римом, Индией и арабами. Китайский шелк, керамика, железо и разнообразные художественные изделия высоко ценились с давних пор.
Одно из наиболее важных мест в истории художественной культуры всего человечества занимает китайское искусство. Его замечательные памятники, начиная с III тысячелетия до н.э., сохранились на территории Китая и в различных странах мира.
Искусство Китая уже в древности оказывало значительное воздействие на художественную культуру других народов Восточной Азии, а позднее, с XIII века, и на страны Западной Европы. На всем многовековом пути своего развития оно сохранило в себе яркую самобытность, жизненность и глубоко народные черты. Об этом свидетельствуют памятники архитектуры, скульптуры, а также живописи и прикладного искусства, созданные талантливыми художниками и народными мастерами.
Изделия художественных промыслов в Китае разделяются на две группы: "придворные" и народные. Художественные изделия придворных мастеров изготовлялись из драгоценного сырья, процесс их обработки был очень сложный и трудоемкий. На выполнение какого-либо предмета ремесленник, как правило, тратил несколько лет или даже полжизни, так что уже тогда они были редкостью и сохранившиеся из них считаются сейчас государственными ценностями. С давних времен изготовление и обработка художественных изделий, таких, как поделки из слоновой кости, нефрита, яшмы, агата, эмали, резьба по лаку, глазурная керамика, инкрустации из золота и серебра и т.д., производились лишь при императорском дворце в столице.
К числу придворных художественных изделий сейчас относят работы из слоновой кости, резьбу по нефриту, дереву, глазурные и лаковые изделия, фарфор, искусственные цветы, декоративные картины, обладающие традиционным национальным колоритом.
Изготовление декоративных изделий из клыков животных ведет начало со времен каменного века. В период хэмудуской культуры (около 7000 лет назад) появились простые предметы из слоновой кости. В эпоху Шан уже были изделия из цельных слоновых бивней. Во времена династии Тан технология резьбя «болоу» (ажурная резьба) по слоновой кости достигла значительного уровня». [Краткие сведения о Китае, с.4]
«В наше время резьба по кости получила распространение главным образом в Пекине, Гуанчжоу, Шанхае, каждому из них присущ свой собственный художественный стиль. Например, пекинская резьба по кости преимущественно выполняется техникой объемной резьбы, произведения славятся поразительным сходством с оригиналом; мастера гуанчжоуских промыслов предпочитают сквозную резьбу и преимущественно вырезают из слоновой кости чрезвычайно искусно ажурные шары, модели судов, пагоды. Изделия шанхайской резьбы, на которых изображаются беззубки, рыбы и др., отличаются своеобразностью и изяществом. В Пекине, Шанхае и других местах распространена микрорезьба по кости. На кусочке кости размером с рисовое зернышко вырезают или гравирют пейзаж или иероглифы настолько мелкие и тонкие, что можно говорить о несравненном мастерстве. Гуанчжоуский мастер Вэнь Жунбяо – потомственный резчик по кости. Он может внутри ажурного шара из слоновой кости, диаметром 10 см, вырезать 40-45-слойную композицию, причем каждая из сфер свободно вращается». [Краткие сведения о Китае, с.5]
«В XIX веке мастера-резчики слоновой кости вырезали для вывоза в страны Европы и Америки многочисленные изделия, отличающиеся виртуозной техникой исполнения. Тысячами вывозились из Кантона и Пекина в различные страны ажурные веера, напоминающие кружево, стопки для кистей, многоярусные пагоды со свисающими колокольчиками, футляры для визитных карточек, шкатулки, а также шахматы [Путеводитель, с.52]
«Особое восхищение вызывали ажурные шары в шаре, вырезанные из одного куска кости, количество которых доходило иногда до 25. За сложность исполнения эти шары получили в Европе название «дьявольских шаров».
Во второй половине XIX века для украшения дворцов и жилищ европейской знати китайские резчики из бивней слона вырезали сложные композиции, состоящие из нескольких сотен фигур людей и животных, расположенных по всей поверхности среди зданий и деревьев. Эти изображения, выполненные в высоком рельефе, а частично и в виде скульптуры, требовали многих лет упорного труда и больших знаний художественных традиций». [Путеводитель, с.53]
Прихотливая, воздушная резьба по слоновой кости оставляет неизгладимое впечатление. Особенно сильный эстетический эффект производит скульптура «Шар в шаре», работа неизвестного китайского мастера XIX в. Сперва взгляд скользит по витиеватым линиям внешнего шара, где в клубах дыма возникают небесные драконы, из их пасти вырываются языки пламени. Далее сквозь круглые прорези открываются взору внутренние слои, еще более тонкие и богато украшенные орнаментом. Скульптура настолько завораживает, что процесс ее изучения становится едва ли не медитацией. Подобные безделушки изготавливались многими мастерами и действительно связаны с буддийской традицией - вырезанные из цельного блока кости, они являются воплощением мысли о неделимости целого.
К сакральной тематике относит нас и подставка для «шара в шаре» в виде украшенного резьбой столбика с женской фигуркой в основании. Это богиня Гуаньинь, персонаж вьетнамской, китайской, корейской и японской мифологии, почитаемая представителями практически всех конфессий Китая. Она выступает в качестве покровительницы женской половины дома и подательницы детей.
К китайской школе XIX века относится также и миниатюрная «Пагода» из слоновой кости. На каждом уровне высокой башни на изогнутых гранях крыш от малейшего дуновения колеблются маленькие костяные колокольчики. У основания, за воздушными костяными цепочками, помещена миниатюра буддийского монастыря, где монахи упражняются в боевых искусствах и бьют в молитвенные барабаны. Через миниатюрную арку входа в пагоду видна фигурка сидящего Будды. Подобные предметы мелкой пластики предназначены для медлительного, медитативного изучения.
В японском искусстве XIX – первой половины XX в. одной из наиболее распространенных форм мелкой пластики является резьба по кости нэцкэ. Не менее интересна и миниатюрная скульптура на основе нэцкэ – катабори, которая объединяет изображения людей и животных. Необычайно выразительные, наделенные каждый своим характером, эти статуэтки отличаются тончайшей ювелирной отделкой. В нашей коллекции катабори представлен скульптурой «Японка». Мастер подчеркнул фактуру тканей и сложную лакированную прическу с несколькими декоративными валиками. Строгие линии кроя кимоно обыграны цветочным орнаментом в виде соцветий глициний, который повторяется и на широких рукавах. На декоративном «банте» широкого пояса-оби соединены различные рисунки резьбы. В правой руке девушка несет плетеную корзинку с овощами – когда-то они были слегка подкрашены зеленым цветом. Примечательно, что традиционная обувь – гэта (сандалии) надета на босу ногу, без носков таби, но эта особенность легко объяснима: скорее всего, эта статуэтка предназначалась для иностранных ценителей восточных редкостей, не знакомых со всеми деталями японского быта.
***
Фарфор является одним из видов традиционного китайского художественного искусства, уходящего своими корнями в далекое прошлое. На протяжении длинной истории развития искусство изготовления фарфора достигло высочайшего уровня. Во времена почти каждой династии в истории Китая появлялись новые виды фарфорвых изделий, полные творческого духа и отличающиеся своей художественной оригинальностью. Каждая из этих эпох оставляла свой ценнейший опыт по технике обработки, что обогатило сокровищницу культуры, экономики и техники Китая и всей человеческой цивилизации. [Краткие сведения о Китае, с.11]
В коллекции нашего музея представлен китайский и японский фарфор - три китайские вазы середины XX столетия и чайная пара тончайшего японского фарфора.
Роспись парных китайских ваз изображают одну и ту же сцену, повторенную в зеркальном отображении: изящно одетые придворные дамы беседуют в саду, наслаждаясь первым цветением вишневого дерева. Насыщенный розовый цвет одежд и цветов, украшающих высокие прически, окружен пастельными оттенками синего и голубого. Горлышко декорировано черным кружевным орнаментом с красными цветами. Оранжевое клеймо на основании ваз свидетельствует, что они принадлежат мастерской Da Quing Quanlong Nian Zhi, работавшей в 1950-1975 гг.
Не менее интересна стилистика вазы с сюжетом «Семь мудрецов в бамбуковой роще». Семь мудрецов бамбуковой рощи — одни из самых знаменитых интеллектуалов древнего Китая. Они жили в III веке нашей эры, в эпоху Вэй и Цзинь, но со временем стали одним из символов китайской культуры и духовным идеалом интеллектуалов Китая вплоть до настоящего времени. Эти люди образовали круг даосских учёных и выступили против учения Конфуция, они стремились к обретению истинных чувств и свободы личности.
«Семью мудрецами» были Цзи Кан, Жуань Цзи, Шань Тао, Сян Сю, Дю Лин, Жуань Сянь и Ван Жун. Они собирались в бамбуковой роще, вели учёные беседы, пили вино и музицировали. Историки считают их литературными гениями, они положили начало метафизической философии, а также были непревзойдёнными в искусстве каллиграфии.
«Мудрецы» проповедовали учение Сюаньсюе (учение о таинственном), или неодаосизм, стремились к гармонии с собой и природой, стремились постигнуть Дао и быть гуманными и справедливыми. «Семь мудрецов» достигали гармонии с Вселенной и стремились постигнуть Дао через вино, они провозглашали значимость самосознания, важность индивидуальной личности, выступали за освобождение личности в противовес конфуцианству.
Тончайший японский фарфор представлен в коллекции чайной парой (чашкой и блюдцем) мастерской Nippon Tokusei конца 1950х гг. Красная роспись объединяет миниатюрные пейзажи и незамысловатый сюжет – беседу двух ученых мужей (скорее всего, Конфуция с одним из учеников), в окружении традиционного орнамента и драконов.
***
Резьба по дереву
«С древних времен в Китае ценился драгоценный камень «юй» (нефрит). Например, подставка для влажных кистей в виде карпа, подсвечники в виде утки, жезл «жу-и», дарившийся чиновник как пожелание достижения высоких чинов, и другие. Кроме нефрита использовали розовый кварц, горный хрусталь, агат, сердолик, синюю ляпис-лазурь, агальматолит. Мастер, работая в камне, всегда стремился выявить естественную красоту минерала, показать его структуру, цвет, вкрапления. Это в полной мере относится и к работам китайских мастеров по дереву. Особенно любили в Китае дерево с красивой фактурой – желтый тополь, бамбук, красное дерево». [Искусство Китая, б.с.]
Для понимания духа Востока полезно взглянуть не столько на то, кого изображает скульптура, сколько на то, как мастер обыгрывает природный материал. Живая и теплая древесина редко дарит скульптору идеально ровную форму ветки или корня. И тем интереснее, как из этой неровной, узловатой и податливой материи резец извлекает фигуру, которая своими пропорциями не искажает замысел природы, а следует ей. Как мы помним, тот же принцип – неделимость целого – заложен в основу работы со слоновой костью.
Прекрасным примером «следования природе» служит первая скульптура, изображающая Хотэя, буддийское божество сострадания. Наклон головы к одной из рук и легкий изгиб корпуса говорят нам о том, что когда-то этот фрагмент дерева был раздвоенной веткой. Традиционно Хотэй изображается в виде смеющегося дородного монаха с обнаженным животом.
Прообразом Хотэя послужил живший во время Поздней Лян (907—923) китайский монах Цицы, предпочитавший монастырскому уединению многолюдные базары и скитавшийся по Китаю, зарабатывая на жизнь предсказанием погоды. Из имущества у него были лишь посох и мешок для подаяний, называемый хотэй, от которого монах и получил свое прозвище. Закреплению данного прозвища также способствовал второй «мешок» — огромный живот, который не могла закрыть никакая ряса и в котором по представлениям китайцев была сосредоточена жизненная энергия ци. Аналогичным животом отличался и будда Майтрея, воплощением которого считался Цицы, полюбившийся людям за веселый характер и легкий нрав и ставший героем множества легенд и историй. По легенде там, где он появлялся, к людям приходила удача, здоровье и благосостояние. Если кто-нибудь спрашивал, что находится в его мешке, он отвечал: «Там у меня весь мир». В XVII веке Хотэй, как воплощение счастья и беззаботности, был принят в Японии. В 15 в. он стал одним из семи божеств счастья.
Фигурки «Лев» и «Аскет» также связаны с буддийской культурной традицией. Особенно интересно изображение льва, непривычное для западного зрителя. Лев в монументальной скульптуре - стражник, охраняющий вход с в святилище, обычно имеющий пару. Скорее всего, у нашего льва была парная скульптура – львица. Обычно лев придерживает лапой шар, который трактуется как тама – сокровище, символ буддийского знания. Львица в таком случае обычно изображается придерживающей лапой львёнка. У парной скульптуры обычно одна фигура изображается с открытой пастью (как в нашем случае), другая — с закрытой. Это трактуется по-разному: как символ рождения и смерти; как символ открытости к добрым помыслам и неприятия злых, либо как визуальное обозначение первой и последней букв санскритского алфавита («а» и «у»). Открытая пасть должна отпугивать злых демонов, закрытая – удерживать и защищать добрых.
Выразительная скульптура «Будда Аскет» изображает Будду Гаутаму Шакьямуни во время строгой аскезы.
В античной Индии аскеза считалась верным способом достичь сверхъестественных сил и даже обрести могущество, позволяющее встать вровень с богами. По легенде, бог богатства Кубера не родился богом, а стал им после многих лет сурового подвижничества.
Когда царевич Сиддхартха, будущий Будда Шакьямуни, оставил свой дворец, он присоединился к странствующим аскетам - вместе с ними он умерщвлял плоть, в надежде, что это приведет его к прозрению и покою. После шести лет строжайшей аскезы, так и не приблизившись к цели, он расстался с аскетами и начал вести более умеренный образ жизни и проводить медитации другим способом.
Он пришёл к выводу, что умерщвление плоти бессмысленно, и не следует умерщвлять никакие живые существа, в том числе и себя. Этот эпизод в жизни Будды часто рисуют на картинах, иллюстрирующих его биографию, в храмах. Отдельные школы буддизма, однако, используют аскетические практики (Бхикшу) в монастырской жизни.
Далее следует композиция с позолоченными фигурами, которая, очевидно, символизирует персонажей «Семи богов счастья». Слева Дайкоку (Дайкокутэн) – покровитель крестьян, бог богатства, изображен с молотом, исполняющим желания. Первоначально Дайкоку был божеством индуизма, Махакалой. Попав в Китай, стал одним из божеств буддизма. Наконец, из Китая был завезен в Японию.
Дайкокутэн — один из семи богов удачи, «Великий Чёрный». Первоначально был индийским божеством Махакалой. Из индийского пантеона Махакала перешёл в буддийский, как один из богов-защитников будд от темных сил. В седьмом веке отправившийся в Индию китайский монах Ицзин упомянул в своих путевых заметках тот факт, что встречал в индийских храмах двурукие статуэтки Махакалы, выступающего покровителем кухни. Данная мода прижилась и в Китае, где Махакала также стал покровителем кухни. В роли животного-посланца Дайкокутэна выступает мышь.
Дайкоку – прямой покровитель богатства. У этого бога счастья, кухни, дарителя пропитания много изображений, но канонически изображается в шароварах, с крестьянским капюшоном на голове или шляпе с лихо заломленными полями и в охотничьем костюме. Имеет при себе исполняющий желания молот, мешок риса или котомку сокровищ. Своим молотом он ударяет по земле или любому предмету и исполняет желаемое.
Вместе с Дайкоку в паре нередко изображается бог Эбису – покровитель рыболовов и торговцев, бог удачи и трудолюбия, изображается с удочкой и рыбой. В нашем случае он держит в руках корзинку с пирожками (или, возможно, это жареные рыбки), а предположительно удочку держит за спиной.
Эбису — бог трудолюбия и удачи. Покровительствует рабочим самых различных профессий. Обычно изображается с удочкой в руках или рыбой тай (карпом). Фигурку дарят рыбакам для благоприятного улова, мелким торговцам, а также ремесленникам. И в Японии каждое 20-е число месяца называют днем Эбису. Он защищает дом от пожара и грабителей. Вместе с Дайкоку они покровительствуют любым ремеслам и торговле, а дома являются хранителями очага и незримыми помощниками в домашних делах и на кухне. Иногда к ним добавляют Фукурокудзина, вместе они составляют тандем удачи.
Божество с необычно вытянутой формой головы и высоким посохом – Фукурокудзю (Фукурокудзин), бог долголетия и мудрых поступков, первоначально был китайским божеством, повелителем южной Полярной звезды. Эбису, Дайкоку и Фукурокудзю именуют «тремя богами успеха».
Фукурокудзю — один из семи богов счастья. В его имени зашифрованы три цели каждого человека: «Фуку» на китайском означает счастье, «року» — вознаграждение за труды, а «дзю» — долголетие, бессмертие.
Порою, как и другой бог счастья, Дзюродзин, изображается в виде типичного даосского святого, что вносит путаницу в описание этих личностей. Тем не менее, Фукурокудзю является настоящим богом, повелителем южной Полярной звезды. Он живет в собственном дворце, окруженном благоухающим садом. В этом саду кроме всего прочего растет и трава бессмертия. Внешний вид Фукурокудзю отличается от обычного отшельника лишь тем, что голова его еще более удлинена. Это наводит некоторых толкователей экзотерической символики на фаллические ассоциации. Некоторые считают это символом накопления опыта за многие прожитые века. Кроме обычного посоха, иногда Фукурокудзю изображается с веером в руках. При этом подразумевается созвучие слов «веер» и «добро» в китайском языке. Данный веер может быть использован богом как для изгнания злых сил, так и для воскрешения мертвых.
Наконец, скульптура «Мальчик на буйволе» является символом одного из постулатов Чань-буддизма о мистическом постижении чань, «созерцания» (в японской традиции дзен):
Пустой рукой держу мотыгу.
Иду пешком на буйволе верхом.
Вот по мосту шагает кто-то —
Течёт сам мост, а не река.
Иду пешком на буйволе верхом.
Вот по мосту шагает кто-то —
Течёт сам мост, а не река.
Завершает экспозицию восточных редкостей бамбуковый свиток с акварельной росписью, изображающий синюю птицу с черными крыльями и хвостом и зеленый куст с округлыми листьями, - скорее всего, это шиповник, который является одним из символов Пекина.
Короткая надпись на китайском (в нелитературном переводе) гласит «Великий муж увидел птицу».
Расцвет средневекового искусства Китая пришелся на период Сун (960-1279). «В эту «классическую эпоху» китайской живописи пейзаж достигает вершины своего развития. Это был поистине блестящий период, когда появилось большое количество теоретических трудов, посвященных вопросам искусства, когда от художников требовалась не только большая верность натуре, но и умение показать изменчивость природы, ее особенности и настроения. Природа и в это время в восприятии средневековых китайцев имела глубоко символический смысл. Гибкий и полый внутри бамбук был символом мудрого ученого, способного противостоять невзгодам жизни, прекрасный цветок лотоса являлся символом чистоты, так как вырастал из грязи незапятнанным, а вечнозеленая сосна служила аллегорией долголетия. Однако, несмотря на идеалистическое понимание мироздания и его законов, стремление поэтов и художников к проникновению в жизнь вселенной определялось главным образом все возрастающим живым и непосредственным интересом к окружающему человека миру». [Виноградова, с. 63-64]
«Так называемый жанр «цветов и птиц» достиг именно в это время своего наивысшего расцвета. Для каждой картины художники придумывали красивые поэтические названия, часто стихи танских и сунских поэтов вписывались в картину». [Виноградова, с. 64]
Почему же этот жанр называется «цветы и птицы»?
«Страна Цветов» - таково поэтическое название Китая. Император династии Хань, У Ди увлекался культивацией растений при дворе ещё в 111 г. до н.э. Искусственно созданный сад или парк становился неотъемлемой частью архитектурного комплекса. Считалось, что для любой красавицы можно подобрать эпитет в мире цветов. Цветы, плоды, травы, деревья - растительные мотивы повсеместно встречаются в декорировании зданий и, конечно, в живописи. Выразить чувства с помощью образов – таков главный принцип классического китайского искусства.
Каждому растению неизменно соответствовала своя птица, дополняя эстетическое и смысловое значение композиции. Традиционно длиннохвостые птицы, такие как феникс, павлин и фазан сочетаются с пионами, утки с лотосами, перепёлки и куропатки со злаковыми. Аисты и журавли, как символы долголетия, изображаются под сосной. Бамбук, сосна и слива хорошо переносят холода, поэтому часто объединяются в одном ансамбле, символизируя волю и стойкость. Пион олицетворяет собой весну, лотос – лето, хризантема – знак осени, слива – знаменует зиму.
***
Коллекция восточных редкостей – одна из самых неординарных и интригующих страниц нашего собрания. Помещенная в постоянной экспозиции, она дарит посетителям музея возможность прикоснуться к тайнам азиатской культуры, насчитывающей не одну тысячу лет, и насладиться не только причудливыми формами, материалами и красками, но и философией ее искусства.
Список литературы
1. Виноградова Н.А. Искусство средневекового Китая. – М.: Изд. Акад. Художеств СССР. 1962. – 104 с.
2. Искусство Китая: Путеводитель. – М.: Изд. «Советский художник», 1980. – Б.с.
3. Краткие сведения о Китае: Художественные изделия. – Пекин: Изд. литературы на иностранных языках, 1989. – 26 с.
4. Постоянная выставка китайского искусства. Путеводитель / Вступ. статья О.Н. Глухаревой. – М.: Гос. изд. «Искусство», 1958. – 88 с., 23 ил.